Турдакун Усубалиев, признанный патриарх кыргызской политики, покинул нас. Его еще не успели предать земле, но уже начались споры о нем, о его почти 70-летней политической карьере, о том, что он сделал для страны, но что мог бы еще сделать, но сделал.

Говоря другими словами, ведутся разговоры, которые неизбежны в таких случаях, когда речь идет о таких масштабных личностях, как Т. Усубалиев. Он  еще при жизни способствовал появлению кучу легенд и россказней, а теперь этот процесс может набрать еще большую  скорость.… Существует почти мистическое предание о том, что однажды прямо в рабочий кабинет Первого секретаря ЦК КП Киргизии Турдакуна Усубалиева влетела какая-то странная стайка птиц… Время было летнее, утреннее, и чиновники только начали погружаться в привычную ра­боту. В том числе и глава республики, ни о чем не подо­зревавший и удержавшийся на своей ключевой должности почти четверть века… Одна из пернатых даже села на массивную люстру в центре огромного кабинета и будто бы философски осмотрелась, поворачивая свою черно-бу­рую шею то туда, то сюда… Даже глазами встретилась с хозяином кабинета. И тот ни о чем дурном не подумал, не будучи, по всей видимости, поклонником литературных мистификаций типа «Ворона» Эдгара Алана По или филь­ма-ужаса А. Хичкока «Птицы». Но вдруг эти птички в какой-то необъяснимой панике начали облетать кабинет, ища выход наружу.

…Говорят, что вначале сам хозяин кабинета попро­бовал было помочь запаниковавшим птичкам найти выход и вылететь через довольно большую форточку. Не полу­чилось. Птички еще больше занервничали и беспорядоч­но бились об стенку, особенно об полки, забитые томами классиков марксизма-ленинизма, руководителей партии. Пришлось вызвать помощницу из приемной. Увидев уже двоих в кабинете, птички еще более забеспокоились и не­шуточно начали биться в окна, в потолок, распуская пух и перья и никак не успокаиваясь. Вызвали еще кое-кого из охраны, хозяину кабинета пришлось на время оставить кабинет… Пришли сотрудники, открыли оконные фрамуги и еле «выпроводили» обезумевших птичек.

Никто бы, конечно, не вспомнил про этот странный визит пернатых, если бы не начавшиеся после этого случая весьма серьезные неприятности в работе. А неприятно­сти накладывались одна на другую. Над Первым быстро начали сгущаться тучи. И все это при том, что не было видимых причин для критики из центра, тем более для того, чтобы поставить вопрос вовсе ребром – ведь дела в республике шли совсем неплохо и в сфере экономики, и на идеологическом фронте, даже по сравнению с другими пятнадцатью союзными республиками.

К этому времени Турдакун Усубалиев был уже многоопытным руководите­лем, признанным лидером, маститым партийным деятелем, вхожим в Кремль, не запятнавшим себя никакими види­мыми проявлениями коррупции, казнокрадства, любви к горячительным напиткам или какими-то амурными увлече­ниями, что было не чуждо многим большим руководителям даже союзного уровня. Обладая уникальной памятью и феноменальной работоспособностью, он был в курсе всех дел в республике, знал наизусть все цифры, знал персо­нально все кадры – от председателей колхозов до каждого депутата и министра. Он был во всем умерен, строг с под­чиненными, в то же время сдержан в чувствах и эмоциях. И, как следствие всего этого, немного скучен, однообра­зен, даже утомительно монотонен. Но он никак не был ис­ключением из общего ряда, просто такими были все и так было принято тогда – от Леонида Брежнева до Андрея Громыко. Это был годами выработанный стиль советских руководителей как всесоюзного, так и республиканского уровней.

Словом, вместе с птичками в кабинет ворвалось беспо­койство, начались самые неприятные и тревожные дни за все долгие годы стабильной и уверенной партийной карье­ры. Потом кто-то вспомнил про такую примету: надо было хоть одну птичку поймать, слюнявить ее клюв и сказать: «Друзья навеки!». Не догадались, не сделали… А Усуба­лиеву удалось сделать, действительно, очень многое и все видели, что облик республики неузнаваемо изменился. Но на уме у кремлевских деятелей было уже другое…

Больнее всего было то, что его начали предавать соб­ственные кадры, ближайшие соратники, которых он лично растил из рядовых клерков до руководителей высшего эше­лона. С отдельными расходился во мнениях по тому или иному вопросу, но он в последнее время до физического осязания чувствовал, как некоторые партийные секретари, сидя в соседних кабинетах, тихо созваниваются с Москвой, «подкидывают» информацию, помогают подготовить плат­форму для смены республиканского руководства. Конечно, при этом каждый из них готовил место, прощупывал по­чву для себя, держа нос на ветру. И в те дни он не мог не вспомнить другие времена… Времена, когда он сам сменил другого – Исхака Раззакова на этой должности и что имело место тогда и как действовали чиновники… Он сам, к примеру. Теперь история вновь повторялась и этот неизбежный императив жизни и политики врасплох застал на сей раз его самого, Турдакуна Усубалиева, единолично рулившего Кыргызстаном в течение долгих двадцати трех лет.

Он умом и интуицией понимал и чувствовал, что дело тут вовсе не в нем. На самом деле пошатнулось и сдви­нулось что-то очень важное и серьезное во внутреннем устройстве самого советского общества. Заметно менялись люди, менялись их представления о хорошей жизни. По­явилась какая-то новая политическая лексика в газетах. Что-то очень похожее на беспокойство и неуверенность нарастало в самом Кремле, начало безвозвратно уходить в прошлое все то привычное и знакомое, что сформиро­валось еще при Сталине. Еще в 80-е годы мало кто из думающих, информированных людей как в центре, так и на местах сомневался в том, что стране нужно обновление, необходимы определенные реформации.

Действительно, это было не лучшее время не только для Кыргызстана, но для всей огромной страны по имени Советский Союз. Дело заключалось не только в том, что к власти приходили новые люди, иное поколение руково­дителей. Все было в другом – приближалась смена Эпох, смена Большой истории. Годы стабильного, уверенного ро­ста во всех отраслях – от освоения космического простран­ства до ядерной физики, от оперы и балета до фигурного катания – оставались позади, а советские люди все больше и открыто восхищались достижениями Западного мира. Восхищались его очевидным динамизмом, его демократи­ей, потребительским раем, технократическими успехами и на таком фоне советское общество выглядело безнадежно отставшим и архаичным. И оно разлагалось уже изнутри. Разлагалось, прежде всего, идейно. Наступили времена, когда Историю двигали уже не лидеры и не руководители, а рядовые люди, особенно культурно-научная интеллиген­ция, все более открыто отдававшая свое предпочтение тем демократическим порядкам, тем преимуществам, которыми жили люди на Западе и никто с этими чувствами людей не мог управиться. Это так или иначе сказывалось и в на­строении верхов.

Прощай, коммунизм, здравствуй, грусть

Наступило время перестройки и гласности. Многие со­ветские жуткие тайны времен Иосифа Сталина станови­лись достоянием гласности, самым актуальным выражени­ем того времени стало: «Так жить нельзя». На страницах уважаемых газет эта тема открыто обсуждалась и самые продвинутые и осведомленные журналисты и публицисты на этом делали себе громкое имя. Это было настоящее брожение умов и оно с годами только усиливалось. По­этому Михаилом Горбачевым и его сторонниками, при­шедшими к власти на этой идейно-психологической волне, руководило вполне справедливое и здравое чувство обно­вить страну, впустить некий свежий воздух, немного смяг­чить советский автократический режим. Но никто не мог предположить, что даже символическое ослабление туго затянутых репрессивных ремней чревато настоящей ката­строфой для СССР. Коммунисты фундаменталистского толка попытались вернуть страну назад, устроив путч, а амбициозный Ельцин и его команда радикальных запад­ников-рыночников в буквальном смысле слова огромную страну пустили под откос, распустив Союз и заодно раз­рушив десятилетиями сложившиеся экономические и куль­турные связи.

Ко времени ухода Турдакуна Усубалиева тот неисся­каемый дотационный рай, пик которого пришелся на годы его правления и который он всеми своими силами поста­рался не упустить, а использовать для развития Кыргыз­стана, приближался к своему концу. В стране началась экономическая стагнация в связи с падением конъюнктуры на нефть на мировых рынках, а в Кыргызстане после Усу­балиева не был завершен ни один крупный народнохозяй­ственный проект.

Но его вынудили уйти. А вынужденный уход от вер­ховной власти, особенно если эта власть очень долго прод­лилась, бывает крайне болезненным – это известно всем. Уход Усубалиева, хотя и был шумным, крайне резонанс­ным, но был, однако, чуть менее болезненным, чем уход Раззакова – харизматического лидера Кыргызии доусу­балиевского периода. Дело в том, что Усубалиева сняли с должности, исключили из партии, но его не выдворили из страны, как в случае с Раззаковым, а оставили дома, в своей квартире, с семьей. С другой стороны, его обви­нили, к примеру, в том, за что следовало бы похвалить – за перестройку центра города Фрунзе. Обвинили за то, что для строительства правительственных зданий, действи­тельно одетых в белый мрамор, прекрасно оборудованного Музея, правда, построенного для пропаганды и восхва­ления идей и личности Ленина, разрешил использовать деньги из партийной кассы. И тому подобное. На этой аргументационной основе его лишили партийного билета, оставили без работы. А по тем временам, исключение из партии означало настоящую политическую гибель – столь священен был партбилет, который по значимости равнялся некоей индульгенции в политической жизни, свидетель­ством политпригодности его обладателя.

Между тем, истинная причина смещения Турдакуна Усубалиева заключалась совершенно в другом – он заси­делся слишком долго на высшей должности Кыргызстана. Посему и давно мозолил глаза всем. Да и справедливости ради нужно признать: люди действительно устали от него, как устали от Леонида Ильича Брежнева, хотя тот вовсе не был самым плохим руководителем Советского Союза. Получилось то, что произошло и с Аскаром Акаевым – первым Президентом суверенного Кыргызстана, правив­шим страной почти пятнадцать лет и именно этим фактом возбудившим в умах людей острое желание перемен, при­хода новых лиц и т.д. Естественно, за долгие годы нака­пливаются различные мифы и слухи, появляется обычная психологическая усталость и тому подобное. В таких слу­чаях все негативное и отрицательное прямо связывается с первым руководителем, именно он становится фокусом всех обид и недовольств, которые всегда были и будут, и это решает практически все.

…Рассказывают совершенно дикий случай, когда во время одного мероприятия, куда каким-то образом прихо­дил и Турдакун Усубалиев, люди боялись к нему подойти, поздороваться и разговаривать. Боялись потому, что это могло заметить новое руководство, и бывший лидер стра­ны стоял один, в центре холла, не зная куда себя девать. Все остальные кучковались поодаль, шушукаясь и испод­тишка подглядывая на него. Конечно, к нему ходили люди, ходили домой, но политическая изоляция продлилась прак­тически до распада Советского Союза, до обретения суве­ренитета Кыргызстаном.

Да, его всячески попытались предать забвению, раз­решив заниматься в центральной бишкекской библиотеке и предоставив совершенно символическую библиотечную должность. Это было настоящей черной неблагодарностью и проявлением политического манкуртизма. Но, увы, это было давней традицией самих коммунистов, установленной в эпоху Иосифа Сталина и унаследованной брежневскими застойными временами. Правда, в сталинские времена дела заканчивались гораздо хуже – казнями или расстрелами, навешивались традиционные ярлыки «шпионов» западных разведок и т.д. И в таких случаях почти всегда «сло­во имел товарищ маузер», говоря по Маяковскому. Либо таких людей поглощал бездонный Гулаг – земная анало­гия ада. Но после Никиты Хрущева, которого сместили решением обычного партийного пленума, ограничивались только полной изоляцией от общества. И это было благом.

Это были трудные годы для него. Особенно для его супруги. Ему пришлось пройти все ступени назад, сбро­шенному с самой высокой должности республики. Самое тяжелое было то, что в прессе и среди интеллигенции со­чинялись самые различные небылицы вокруг его личности, вплоть до того, что это он организовал убийство Султана Ибраимова, популярного партийного деятеля того времени, что он убрал Бейше Мураталиева, тоже весьма перспек­тивного секретаря ЦК партии и т.д. Ему ставили в вину то, что преследовал и выдворил из Киргизии известного этнографа-кыргызоведа С.М.Абрамзона, много сделавше­го для изучения генезиса и этнической структуры основ­ного населения республики. Обвиняли его в травле и го­нениях известного юриста-правоведа Нурбекова, однажды проронившего мысль, что по существующей конституции СССР любая союзная республика вправе выйти из со­става большого Союза. Да, юристу было непросто после того, как ненароком высказал эту ересь, приводившую в шок руководящую партийно-советскую элиту, но факт за­ключается и в том, что он так же продолжал работать в университете, затем в Институте философии и права Ака­демии наук республики.

Да, Турдакун Усубалиев был убежденным сторонни­ком пропаганды русского языка как языка межнациональ­ного общения. Да, он немало сил и энергии отдавал тому, чтобы подчеркивать роль Советской власти в культур­ном и духовном возрождении кыргызского народа, при­водя разительные примеры для того, чтобы показать, в какой беспросветной темноте и убожестве и средневековой социально-экономической среде пребывал наш народ до залпа «Авроры». Да, историческая наука никак не мог­ла выйти за удушливые пределы жестких идеологических ограничений, не было даже попыток пересмотреть спра­ведливость и правомерность запрета целого ряда имен от легендарных Арстанбека и Калыгула (кстати, прапрадеда самого Усубалиева) до К.Тыныстанова, Ю.Абдрахманова и Б.Исакеева. Была ли в этом личная вина Турдакуна Усубалиева? Думаю, что, только, отчасти. Так жила и в такой ситуации пребывала вся советская страна. Если в Москве только в годы Горбачева удалось реабилитиро­вать Булгакова и Платонова, Гроссмана и Шаламова, то что можно сказать о советских республиках-сателлитах? Ясно, что организовать гласность и перестройку в отдель­но взятой республике не было никакой возможности даже теоретически.

Как-то раз наш патриарх, о котором наша речь, расска­зывал мне, что даже передвижение по республике он вы­нужден был согласовать с партийными чинами московской Старой площади. Отсюда видно, какой степенью свободы и самостоятельного принятия решений по идеологически чувствительным вопросам он реально обладал.

По сей день его обвиняют в том, что он отдал Анди­жанское водохранилище Узбекистану, позволив соседней республике глубоко вторгнуться в территорию Кыргызста­на. Вопрос, конечно, есть. Но это такой же вопрос, какой получилась история с российским Крымом. Получилось так, что передали Украине исконную российскую терри­торию вместе с городом Севастополь в период правления Никиты Хрущева. Совершенно ясно, что Хрущев даже мысленно не мог допустить, что когда-нибудь распадется СССР и Крым с Севастополем станут причиной нескон­чаемого раздора между самостийной Украиной и независи­мой Россией. С другой стороны, мне доподлинно извест­но, что речь о безвозмездной передаче никогда не шла и идти не могла – был и есть межреспубликанский договор о временном использовании Узбекистаном водохранили­ща (включая техническое и иное обслуживание объекта), построенного исключительно для экономических и народ­нохозяйственных нужд соседней республики. К тому же вопрос решался, понятное дело, не во Фрунзе и не под началом Усубалиева, а в Москве. Давно пора этот вопрос поднять, положить на стол существующие документы и определиться, как быть в дальнейшем с водохранилищем.

Возвращенный партбилет как мандат в никуда

Но он даже после снятия с должности и исключения из партийных рядов с коммунизмом не порвал сразу. По крайней мере, после долгих хождений и обращений в выс­шие партийные инстанции, он все-таки восстановился в ря­дах коммунистической партии и вернул-таки свой партий­ный билет. Но партбилет, стоивший ему столько нервов и переживаний, а его умной и до конца жизни преданной супруге жизни, теперь вовсе потерял свой первоначальный смысл – уходила эпоха. Партбилет стал фактически манда­том в никуда. На его глазах произошел бесславный закат советского социализма и идеологического коммунизма. С легкостью невероятной рухнул и Советский Союз. Бывшие коммунистические секретари возглавили походы по поко­рению бастионов демократии и либеральной экономики. Они же возглавили суверенные республики, по воле судь­бы, оказавшись у руля во время распада Союза. Началась новая историческая эра. Предстояло видеть и наблюдать, как вчерашние первые секретари эволюционируют в новых условиях и демонстрируют самые поразительные метамор­фозы – от средневековых диктаторов до воров и корруп­ционеров, каких мало видело целое столетие… Их в новых условиях буквально разбирала настоящая библейская жад­ность и редкая даже в мировой истории клептомания. Чего стоит один только феномен Сапармурада Туркменбаши. Туркмены избавились от него, только благодаря Всевыш­нему. Лицемерные и двоедушные вчерашние коммунисты Центральной Азии, давно убежденные в своей непрере­каемости и «величии», теперь отдадут свою единоличную власть разве что своей смертью, но никогда– «живыми». Это очевидно.

Да, коммунизм как социальную практику убили и растоптали сами коммунисты. Это они довели советскую экономику до очевидного малоэффективного абсурда, по­всеместно устроив «дефициты» и выстроив бесконечные очереди. Это они цитировали ранние работы Ильича, в том числе набросанные в спешке в импровизированном шалаше в Разливе, не ведая о том, что эпоха давно ушла вперед и надо что-то сделать по новым схемам и моделям мировой экономики, а не забивать головы новых поколений давно устаревшими догмами. Но несправедливо было бы всех коммунистов подвести под один знаменатель и забывать то исторически большое и позитивное, что было сделано ими. Их созидательный порыв и преданность благородным идеям социализма не должны быть забыты. И Турдакуну Усубалиеву исторически повезло в том, что именно на его годы и на его долю выпала честь возглавить Кыргызстан, когда этот созидательный порыв сопровождался обильны­ми финансовыми влияниями из казны интенсивно богате­ющего Советского Союза и он сумел из этого большого пирога урвать и для нашей страны поистине немало.

Между тем, Турдакун Усубалиев был и все-таки остал­ся коммунистом. Но я не думаю, что при этом он терял здравый рассудок и страдал идейным маразмом, как иные, или идеологическим фундаментализмом в своем партийном качестве. Он оказался открытым новым идеям и не боялся реформ. Это показала жизнь. Он не стал проклинать, как иные его бывшие коллеги, день, когда Кыргызстан обрел независимость, но и на вещи смотрел абсолютно трезво. Он понимал необходимость реформ, он видел, что стране самой придется зарабатывать деньги, когда иссякли союз­ные дотации, рекой вливавшиеся в экономику страны. Он все это прекрасно понимал, но ему было не по себе, когда весь смысл реформ видели только в том, чтобы раздать совершенно не готовым и не подготовленным для этого людям десятилетиями накопленное государственное добро, при этом не отработав всю производственную цепочку и правоотношения на новой основе. Как практик, как управ­ленец, он не мог принять, например, наступивший хаос в агропромышленном секторе, но уже не мог повлиять на «реформаторов-дарвинистов», вернувших страну в эпоху натурального хозяйства, а не рынка. Строить, оказалось, делом многотрудным, но разрушить – неимоверно лег­ким… Это видел Усубалиев, это видели все.

Государственный деятель, не ставший Политиком

Составляя политический портрет Турдакуна Усубали­ева, я не мог не обратить внимание на то, что он, ско­рее, истинный Государственный деятель, чем Политик. Он больше создавал, чем лавировал от выборов до вы­боров, услаждая слух избирателей и бегая от одной пресс­конференции на другую. У него первенствовали руки со­зидателя, чем язык политика. Кстати, он никогда не был интеллектуалом, оратором, напускающим виртуальный ту­ман витиеватой стилистики, рекламирующим красивые про­жекты, под которые не подведены реальные финансы. Он был менеджером и архитектором, неотрывно работающим над мегапроектом по имени социалистический Кыргызстан. Абсолютно прав был Чингиз Айтматов, который Усуба­лиева однажды назвал настоящим главным архитектором города Фрунзе, переименованного в Бишкек, который под его началом полностью преобразился, стал просторным и современным, тонущим в зелени парков и садов.

Я бы считал героя моего эссе не столько выдающимся государственным деятелем, сколько и выдающимся бюро­кратом в самом положительном смысле этого слова. Нет, я не оговорился и в этом моем определении вижу то, что характеризует настоящих менеджеров-государственни­ков, которым нет цены, когда речь идет о строительстве страны, ее социальной и экономической инфраструктуре. Известно, что Ленин был крупным стратегом, идеологом большевистской революции, немного даже философом, но ведь реализовали его грандиозные идеи на местах люди типа Серго Орджоникидзе, Куйбышева и т.д. Это они превратили СССР в ядерно-космическую супердержаву.

В Индии, где мне посчастливилось в течение несколь­ких лет работать дипломатом, все помнят и знают, кто эту страну обустроил и экономически и структурно собрал воедино. Это был великий Акбар, правнук Бабура, сын императора Гумаюна, никакой не вояка и ни полководец, категорически не оратор и не трибун, но именно талант­ливый бюрократ и организатор. Индийцы до сих пор его с благодарностью помнят, хотя открыто недолюблива­ют его знаменитого прадеда, как жестокого завоевателя. Так, именно Акбар экономически структурировал Индию, определил налоги для каждого штата, установил дни и часы, когда эти налоги должны были поступить в казну, куда деньги должны уйти, как должны взаимодействовать штаты, этносы и религии. Это он вывел простую формулу, всем говоря: «Сам живи и дай жить другим». Поэтому именем Бабура не назван ни один объект в Индии, но са­мый красивый проспект исторического центра Нью-Дели называется Акбар-роуд.

Турдакун Усубалиев оказался последним крупным государственным деятелем партийного покроя, если рас­суждать в масштабах истории всего Кыргызстана. Даже после общественной реабилитации, став депутатом парла­мента, он так и не стал политиком в современном смысле этого слова. Не примыкал к политическим игрищам и не тусовался в партиях и движениях, без всякого расчета и личной заинтересованности поддерживал в определенных вопросах Президента Аскара Акаева, при этом оставаясь независимым и самостоятельным членом парламента. Он понимал, сколь сложно управлять страной в такое пере­ходное и кризисное время, хотя, насколько я могу судить, он так и не принял многие нововведения демократической жизни. Продолжал работать над своими воспоминаниями, анализом экономической истории Кыргызстана, приводил в порядок то, что он считал нужным для правильного вос­приятия и толкования многих исторических и экономиче­ских событий в стране.

Его взаимоотношения с новым руководством сложи­лись поначалу достаточно непросто и на то у него были веские основания. «Золотой скандал», связанный с при­влечением первой и практически по сей день самой круп­ной зарубежной инвестиции, его лбом столкнул с Аскаром Акаевым – новым лидером независимого Кыргызстана. Но в скандале был найден компромисс и в этом компро­миссе весомую роль сыграл именно Турдакун Усубалиев, тогда депутат парламента.

Долгая дорога к Пантеону

…Его путь в политике, вне всякого сомнения, достой­ный и огромный путь. Это путь Строителя, путь Государ­ственного деятеля. Это дорога длиною в 70 лет–столько лет жизни он отдал работе, государственной и партийной службе. Дорога, приведшая, в конечном итоге, к всеобще­му признанию и уважению. Дорога, приведшая к нацио­нальному Пантеону Славы и Труда.

В то же время я совершенно далек от мысли, что этот путь, эта дорога были сплошь усеяны розами и властный Олимп давался ему с такой легкостью и без внешнего и внутреннего борения. Нет, его жизнь – сплошное напряже­ние, порой колоссального накала. И труд. Каждодневный, в чем-то опять бюрократический, строго регламентирован­ный и системный. Возможно, без никакого вдохновения. То есть как часы, долженствующие тикать и стрелками крутить, насколько на это хватит силы и энергии.

Вместе с тем, анализируя его долгую и внушительную биографию, нельзя и не нужно это дело превращать в не­кую политическую иконопись, идеализировать все то, чем он занимался в бытность руководителем республики или вынужден был заниматься. Я совершенно допускаю и, бо­лее того, уверен в том, что он никогда нам не расскажет то, что ведомо только ему. Или о чем думал, когда про­щался с партийной властью или когда все-таки решил не примыкать к компартии после развала СССР. Не сомне­ваюсь и в том, что он всю жизнь опасался политической конкуренции, особенно тех, кто мог быть более успешным или выглядеть более ярким. Это было для него, как ру­ководителя, весьма немаловажной, а иногда самой главной заботой и головной болью.

Да, советская политическая система была устроена так, что всячески ликвидировала саму возможность поли­тической конкуренции и это было, как теперь оказывает­ся, ее основной смертоносной болезнью. В эпоху Ленина практиковались высылки в зарубежье, при Сталине при­думывались всякие «шпионские» дела, заканчивающиеся казнями и расстрелами. В эпоху «лично» Леонида Ильича Брежнева с конкурентами обходились гораздо человеч­нее: либо случались странные «аварии», что произошло с белорусским лидером Машеровым, либо избавлялись от них, передвигая в какую-нибудь безобидную должность в Москве, или, наоборот, прикомандируя, «по поручению партии», в далекую периферию. А там люди либо спива­лись или быстро деградировали. Такие примеры были и в Кыргызстане и о них помнят и говорят до сих пор. В этом смысле Турдакун Усубалиев был, конечно, далеко не ангелом, и, по всей видимости, не должен был им быть. К сожалению, в этом и состоит вся драма тоталитарного общества, каким был и советский Кыргызстан в период правления Усубалиева и с этим фактом мы не можем не считаться…

…И предание о загадочной стайке птиц, ворвавшихся в его высокий кабинет Первого секретаря  республики тем летним утром, перед его близким смещением, мне все-таки напоминает знаменитый фильм-притчу Альфреда Хичкока «Птицы». Фильм, в котором разрабатывалась философ­ская тема личной вины и морального искупления. Сюжет почти такой же: птицы с какой-то агрессией врываются в жилье, хозяева которого еще не догадываются или уже забыли, где все-таки проходит тонкая граница между До­бром и Злом, грехом и искуплением…

Да, коммунистам многое удалось сделать, но их боль­шие свершения всегда уравновешивались и стушевывались общей исторической виной за репрессии, за уничтожение свободы и идеологическое подавление личности человека. Многообразие – интеллектуальное, духовное, биологиче­ское – это фундаментальный закон бытия, но именно про­тив этого многообразия и направили всю мощь государ­ственной машины коммунисты. Поэтому история СССР

– это история огромных социальных свершений и, одно­временно, история неискупленных тяжелейших грехов. Це­ной искупления за все стал, в известной степени, развал этой страны и последующий, весьма, нелегкий путь обре­тения – или необретения – этой самой свободы.

…А мне представляется, что та самая птичка, вле­тевшая в главный кабинет страны и глазами встретившаяся с его хозяином, потом с радостью выпорхнула на волю и давно позабыла о том случае в кабинете, летя и кружась, никогда больше не ведая боли и стеснения. И, возможно, сядет она на верхний край высокого дерева вдоль улиц и видит, поворачивая шею, как внизу течет бесконечная людская река – символ движения Истории, и поворачива­ясь в другую сторону, видит привычную ей далекую кар­тину–циклопические силуэты белоснежных гор. И вновь полетит, затем сядет на другую веточку. И вновь попробу­ет нанизывать в своем птичьем представлении мир людей, вечных гор и бесконечную синеву неба.

И с радостью, долго, с упоением запоет…

Осмонакун Ибраимов, профессор

08.09.2015

Рубрики:Статьи о Т. Усубалиеве